Открытка с поговоркой “Горшок котлу не товарищ” а-ля  Бём, работы художника Александра Алексеевича Лаврова, издательство Павла Григорьевича Поллака (П.Г.П) Москва, интересна по многим причинам.

На открытке изображен гордый гимназист. Его задумчивый сверстник, по всей видимости, завидующий “барчуку” из привилегированного учебного заведения.

Слово “товарищь” написано с мягким знаком. Это интересный пример того как меняется Русский язык. Прошло всего 100 лет.

Все открытки с этим изображением, встречавшиеся мне, и прошедшие почту были посланы из действующей армии. Штампы есть, а марок нет.

Но конечно, интересна тема антагонизма, представленная на открытке. Гимназисты дрались с реалистами. Те в свою очередь сражались с семинаристами. Поводов было предостаточно.

Великолепное описание подобного противостояния описывает Константин Паустовский в своей автобиографической книге ”Повесть о жизни”. События происходят в 1-й Киевской гимназии. Прошу обратить внимание, что активное участие в этих событиях принимает писатель Михаил Булгаков.

Осенние бои

В гимназии учителя и товарищи встретили меня после Брянска так же приветливо, как и Боря. Даже протоиереи Трегубов произнес несколько подходящих к случаю назидательных слов о блудном сыне.

Субоч придирчиво расспросил меня, как я устроился, и пообещал через месяц достать мне уроки. Инспектор Бодянский издал страшный звук носом, похожий на храп,- этим звуком он привык пугать кишат,- и сказал:

- Виновны, но заслуживаете снисхождения. Ступайте в класс и больше не грешите!

Но согрешить мне все же пришлось.

В нашей гимназии в каждом классе было по два отделения - первое и второе. Первое отделение считалось аристократическим, второе - демократическим.

В первом отделении учились преимущественно оболтусы - сыновья генералов, помещиков, крупных чиновников и финансистов. В нашем же, втором отделении учились дети интеллигентов, разночинцев, евреи и поляки.

Разделение это производилось, очевидно, сознательно, в силу предписания свыше.

Вражда между первым и вторым отделениями никогда не затихала. Она выражалась во взаимном презрении.Но раз в год, осенью, происходила традиционная драка между первыми и вторыми отделениями во всех классах. В ней не участвовали только кишата и гимназисты последнего класса. Они уже считались взрослыми, почти студентами, и драться им было не к лицу. Случались и пустые осени, когда драк не бывало. . День драки менялся из года в год. Делалось это, чтобы обмануть бдительное наше начальство. Но начальство по некоторым признакам догадывалось о приближении знаменательного дня, начинало нервничать и шло на хитрости, чтобы предотвратить сражение: то неожиданно распускало после первого же урока подозрительный класс, который мог быть зачинщиком боя, то уводило два-три класса на экскурсию в художественный музей, то внезапно закрывало выходы в сад, где обычно происходила драка.

Но никакие ухищрения не помогали. Бой начинался в назначенный день и всегда на большой перемене.

Некоторых гимназистов класс "освобождал от драки". Освобождали больных, слабосильных или тех мальчиков, которые чувствовали отвращение не только к драке, но даже к обыкновенной возне друг с другом. Их освобождали охотно: никакого толку от них все равно не было. Меня освобождали по последней причине.

Освобожденные во время боя должны были быть без кушаков. В этом случае, по железным законам гимназической войны, их никто не трогал.

Освобожденные предпочитали все же не выходить в сад и наблюдали бой из окон классов - оттуда было лучше видно.

Бой начинался с внезапной и зловещей тишины в здании гимназии. Коридоры мгновенно пустели. Все гимназисты устремлялись в сад.

Потом раздавался глухой и грозный рев. От него бледнел и крестился инспектор Бодянский. В облаках пыли, поднятой наступающими друг на друга рядами, проносились, свистя, как картечь, сотни каштанов. Все сторожа - Казимир, Максим Холодная Вода и еще несколько других-бежали рысью в. сад. За ними мчались, обгоняя друг друга, испуганные надзиратели. Хлопали двери. В коридорах раздавались встревоженные голоса учителей.

Инспектор Бодянский, натягивая на ходу форменное пальто и нахлобучивая фуражку с кокардой, сбегал по лестнице, торопясь на место боя.

Однажды вслед за Бодянским в сад поспешно спустился и ксендз-каноник Олендский. Мы полезли на подоконники. Нам хотелось увидеть, как Олендский подымет над головой крест и будет призывать враждующих к примирению.

Но вместо этого Олендский, засучив рукава сутаны, начал разнимать дерущихся и расшвыривать их в стороны. Он делал это с необыкновенной ловкостью. Гимназисты отлетали от него, как мячи. Должно быть, Олендский вспомнил свое детство.

Ксендз, отдуваясь, вернулся из сада в учительскую. Судя по его разгоряченному и сияющему лицу, участие в этом бою, даже в качестве примирителя, доставило ему большое удовольствие.

Как только вспыхивал бой, все запасные выходы в сад немедленно открывались. Это было военной хитростью. Выходы открывались для того, чтобы сторожа и надзиратели, разъединяя дерущихся, могли оттеснять их по частям в эти запасные выходы.

- В Первой гимназии началось!-орали на улице мальчишки.

Из окон трудно было разобрать, что происходит и что началось. Летела пыль, трещали ветки деревьев. Были слышны крики и глухой топот, будто в саду наступали друг на друга, отдавливая ноги, стада слонов.

Потом, все сметая, раскатываясь по гулким коридорам, возникал, рос, превращался в громоподобный рев ликующий победный крик - это значило, что второе отделение победило, а первое обращается в бегство.

На моей памяти не было случая, чтобы первое отделение одерживало победу.

Почти всегда в первых рядах победителей был гимназист с задорным вздернутым носом - будущий писатель Михаил Булгаков. Он врезался в бой в самые опасные места. Победа носилась следом за ним и венчала его золотым венком из его собственных растрепанных волос.

Оболтусы из первого отделения боялись Булгакова и пытались опорочить его. После боя они распускали слухи, что Булгаков дрался незаконным приемом - металлической пряжкой от пояса. Но никто не верил этой злой клевете, даже инспектор Бодянский.

На этот раз я участвовал в бою, потому что мне надо было посчитаться с гимназистом Хавиным, сыном биржевого маклера.

Этот высокий развинченный гимназист почти в каждую фразу ухитрялся вставлять слово "сакраментально", несмотря на то, что сильно картавил. Сидя в театре, он посылал томные воздушные поцелуи знакомым девушкам. Он приезжал в гимназию в собственном экипаже и был налит презрением к нам, разночинцам.

Все вышло из-за пани Козловской. Старушка плохо видела и боялась одна выходить в город. Почти каждое воскресенье я провожал ее в костел. Пани Козловская смущалась тем, что затрудняет меня, без устали извинялась и от стеснения краснела, как девушка.

Обыкновенно я вел ее под руку, иначе она натыкалась на встречных. Иногда меня сменял в роли поводыря поручик Ромуальд. Но это бывало редко. Я подозревал, что поручик стыдился старушки матери, ее старомодного пальто и ее беспомощности. Во всяком случае, по утрам в воскресенье поручик почти всегда бывал "чертовски занят".

В одно из воскресений я вел пани Козловскую в костел по Михайловской улице. Нам встретился Хавин. Он поднял брови и, прищурившись, посмотрел на меня. Лицо его изобразило презрительное недоумение. Потом он медленно с ног до головы осмотрел пани Козловскую, усмехнулся, громко щелкнул пальцами, свистнул и прошел.

Когда начался бой, я вышел в сад. Хавин стоял в стороне. Кушака на нем не было. Он был "освобожденный". Я тоже был "освобожденный" и тоже был без кушака. Но я подошел к Хавину и дал ему оплеуху.

Хавин странно пискнул. Меня схватил за руку надзиратель "Шпонька".

На следующий день инспектор Бодянский вызвал меня к себе.

- Это что ж такое? - сказал Бодянский.- Я еще донимаю, если бы вы дрались в обязательном порядке, как все наши готтентоты. А то извольте - дать человеку пощечину! За что?

- Было за что. Я никогда в жизни не дрался, Павел Петрович. Вы же знаете.

- Так, так! Рискуете все-таки, что во втором полугодии вам не дадут освобождения от платы. За что вы его ударили?

Я уперся и не хотел сказать, за что я ударил Хавина.

- Стоило. Можете мне верить или нет, Павел Петрович, но больше я ничего не скажу.

- Верю,- сказал Бодянский.- Идите! И пусть этот случай поглотит медленная Лета.

После каждого боя у директора и Бодянского были неприятные объяснения с попечителем учебного округа и с родителями потрепанных оболтусов.

- Вот что значит, если у людей нет царя в голове,-говорил нам с горечью Бодянский.- А еще читаете всяких Ибсенов и Леонидов Андреевых! Просвещенные юноши! Будущие столпы общества! Зулусы и троглодиты!

Серия открыток № 50 –  Гимназисты издательства Рассвет в Киеве очень  отличается от  знаменитой “Студенческой”  серии (№ 13). Открытки изображающие гимназистов более романтические . Их юмор более тонок (для тех лет).  Герои этих открыток сошли с кадров “Великого Немого” . Молодые люди очень похожи на актера  Ивана Мозжухина  героя фильмов Александра Хаджонкова.  А девушки  это коллективный образ героинь Веры Холодной – “королевы экрана” – синематографа тех лет. По крайней мере, утрированные образы девушек на открытках очень созвучны кинематографическим образам тех лет.

Рекомендую прочесть стихотворение Аполлона Майкова, отрывок из которого опубликован на этой открытке. Это стихотворение было очень популярно в гимназической среде тех лет. Оно  очень хорошо отражает любовные воззрения юношества той поры.

Аполлон Майков
стихотворение
«Скажи мне, ты любил на родине своей?»

К сожалению, практически нет шансов,  чтобы определить где учились эти милые девушки.  По всей видимости это Санкт-Петербург. Гимназия не самая престижная. Девушки одеты очень скромно. Но какие открытые и красивые лица. 

Повести и рассказы  Лидии Алексеевны Чарской прекрасно иллюстрируют подобные учебные заведения.

“Гимназический учебный день проходит быстро. После трех утренних уроков большая перемена, потом еще два часа занятий, и в половине третьего девочек распускают по домам. Как стая веселых птичек, с говором и щебетанием собирают они наскоро свои ранцы, сумки, связки с книгами, и, смеясь и перегоняя друг друга, сбегают по широкой лестнице в нижний этаж, в раздевалку, где у каждой под ее собственным номером хранятся у сторожа верхнее платье и галоши.

Четвертый класс опустел. Затих веселый смех и говор. Гимназистки разошлись по домам. В дальнем уголке класса копошится только одинокая маленькая фигурка. Это Маня Дадурова остается отбывать возложенное на нее наказание. Она сидит на своем обычном месте, у окна, с книгой на коленях и, лениво повернув голову, смотрит на крышу соседнего дома. На душе обычная апатия с примесью горечи. Мысли работают медленно и вяло. Лицо бледное и не говорит ни о чем, точно маска.

Мысли медленно кружатся. Ни одной радостной, ни одной счастливой! Мане четырнадцать лет, но кажется, что меньше, хотя лицо ее — лицо маленькой старушки. Она сирота: ни отца, ни матери. Живет из милости у бедных родственников. И без нее у дяди с теткой куча ребят мал мала меньше. Тяжело ей дома. Еще тяжелее в гимназии. Не любят здесь, не любят там. Где легче приходится и сама не знает Маня. И вдобавок ученье трудно дается! Все думают, что она лентяйка. Ах, знали бы они всю ее жизнь!.. Знали бы только!”

Из рассказа “Нелюбимая” в сборнике  “Гимназистки”

“Единица!

Если бы «пара» — это… еще, далеко не так обидно! А то почти взрослая шестнадцатилетняя барышня, которой в будущем году предстоит закончить семь гимназических классов, и вдруг… Нате-ка, единица! Что скажет папа, как отнесется мама, когда оба они узнают что их Сандрильона, их Кошечка, их живое воплощение Наташи Ростовой так непозволительно осрамилась с реформами Петра?!

Эти угрюмо-безнадежные мысли так тревожат Наташу, что, шагая по тротуарам, залитым редким осенним солнцем, о бок с madame Люси, она вовсе и не замечает начала бабьего лета. Как всегда, из гимназии по раз заведенному порядку гувернантка ведет свою взрослую воспитанницу в Летний сад, где в эту пору года стоят в пышном багряно-золотом наряде вековые деревья. Но сегодня на предложение француженки сделать обычную прогулку по саду Наташа бурчит себе под нос что-то по поводу головной боли и, ни мало не заботясь о своей спутнице, решительно направляет свои стопы домой. Ей хочется попасть туда обязательно до возвращения отца с его ежедневных визитов по больным, лишь бы не столкнуться с ним в подъезде и не дать возможность увидеть ее расстроенное лицо.”

Из рассказа “Неприятное положение” в сборнике “Гимназистки”.

“Как она, Неточка Ларионова, вошла в класс, каким многозначительным взглядом окинула ближайших соседок по партам — они уже поняли, что с их подругой Неточкой случилось нечто.

И лицо Неточки, маленькое, курносенькое, с бисеринками веснушек под глазами, у носа и на щеках, говорило за то, что нечто необычайное творилось с его владелицей.

На обычной молитве перед занятиями Неточка не могла стоять спокойно, на уроке геометрии тоже, так что учитель Федор Павлович Сабелин два раза окликнул ее, приглашая внимательнее слушать поясняемую им теорему.

Наконец кончился бесконечный первый урок! Небольшой пятиминутный перерыв — и Неточка уже сидит за следующим часом французского языка.

Преподаватель французского принес сегодня классные сочинения и раздал их гимназисткам, делая соответствующие замечания каждой из них. Ах, что значит французское сочинение перед тем, что переживает сейчас  Неточка! Положительно ничего не значит перед ее, Неточкиной, тайной!

О, эта тайна!

Из-за нее, из-за этой тайны, бедняжка Неточка не спала целую ночь! От счастья, конечно. Из-за нее со вчерашнего дня не знает покоя, из-за нее же получила замечание от Пифагора, как называют у них в гимназии преподавателя математических наук.

И что это за ужасно неприятное состояние — хранить в себе тайну и не иметь возможности поделиться ею с кем-нибудь из подруг! Ах, ужасно! Ужасно!"

Из рассказа “Тайна” в сборнике  “Гимназистки”

К моему глубокому сожалению установить учебное заведение в котором учились молодые люди,  запечатлённые на этой фотографии не представляется возможным.  Фуражечный знак размыт, блях на ремнях не видно, окружающая обстановка не дает указаний на учебное заведение. Но фотография интересная. Умные, одухотворенные лица.

Хороший повод вспомнить о форме учащихся гимназий начала XXвека. Привожу текст  из воспоминаний известного ученого-слависта, внесшего весомый вклад в становление советского и российского славяноведения, профессора Сергея Александровича Никитина (1901-1979). Он был учителем для целого поколения ученых, чьи достижения стали гордостью отечественной науки. Его труды высоко оценены не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами.

Сергей Александрович учился в 4-й Московской гимназии. Отрывок из его воспоминаний:

«Все мы, поступив в гимназию, надевали форму. Сначала это была серая суконная куртка со стоячим воротником, застегивающаяся справа на скрытые пуговицы, и того же материала брюки. Куртка подпоясывалась ремнем с бляхой, на которой было вытеснено: «М.4.г.». Мы носили серые шинели с блестящими белыми пуговицами и синие фуражки с белыми кантами и кокардой: «М.4.г.» в лавровых ветках. Позже форму изменили и вместо курток было положено носить серые суконные гимнастерки, подпоясанные ремнем. Предписывалось в торжественных случаях надевать мундиры из темно-синего сукна с серебряным на воротнике галуном. Но в нашей демократической гимназии мундиры были лишь у нескольких человек. Ни у меня, ни у моих товарищей по классу мундиров не было. Не было его и у моего старшего брата , учившегося семью годами раньше, не помню, чтобы в его классе кто-либо имел мундир. Гимназическое начальство мундиров не требовало, поэтому все и обходились без них. Терпимо относилось начальство и к проявлению мальчишеского щегольства, которое выражалось в отступлении от обычного темно-серого цвета форменного костюма. В одни годы считалось франтовством носить форму светло-серого, а в другие -черного цвета. К концу Первой мировой войны, под давлением обстоятельств и нехватки шерстяных материалов нужного цвета, пошли разные отступления, на которые никто уже не обращал внимания.

Форма дисциплинировала мальчиков - на улице не было ни драк, ни других безобразий, но внутри гимназии все это было. Раздевалка была местом, где «крыли втемную» нарушившего нормы товарищеской этики, где происходили так называемые «дуэли», т.е. драки один на один. Дисциплинирующее значение сочеталось и усиливалось правилами поведения, которые были напечатаны в выдававшихся гимназистам билетах”.

Воспоминания Сергея Александровича очень интересны. Особенно хочу отметить  его размышления об изучении иностранных языков . В гимназии изучалась латынь, французский и немецкие языки. Он очень сожалел о том, что в его учебном заведении не преподавался греческий язык:

“В нашей полуклассической гимназии не было греческого языка. Позже я жалел об этом, т.к. постигать основы этого трудного языка в студенческие годы было сложнее, чем в гимназические. Я всегда сожалел, а особенно когда стал преподавать в университете, об изгнании классических языков из средней школы. Оно ведет к ограничению кругозора, делает непонятной терминологию всех наук. А для историка и филолога это особенно значительное ослабление его специальной подготовки … Наше поколение наблюдало за истекшие десятилетия катастрофическое падение знания классических языков филологов и историков. Так, недостаток классической школы у историков приводит к упадку в области древней и средней истории. Специалисты же по истории нового времени и истории СССР чаще всего совсем не знают классических языков, а иные даже считают их ненужными”.

Также интересно, что читали учащиеся тех лет. Есть о чем подумать современным родителям:

“В учебное время мы, встречаясь вечерами, играли в шахматы, карты, а всего более читали. С глубокой благодарностью вспоминаю я гимназическую библиотеку, которой ведал инспектор и где был прекрасный подбор книг для младшего возраста. Мы упивались Майн-Ридом, Л. Жаколио, с большим удовольствием читал я [произведения] Н. Каразина, где он интересно описывал путешествия по Средней Азии, и др. Но к старшим классам библиотека перестала удовлетворять. У небольшой группы моих друзей появился интерес к более систематическому и серьезному чтению. Мы достали программы для самостоятельного чтения, которые издавало ОРТЗ (Общество распространения технических знаний), и читали каждый соответственно своим интересам. Так я уже в гимназические годы прочел университетский курс В. О. Ключевского, ряд монографий С. Ф. Платонова, В. И. Семевского, А. Н. Пыпина и др. историков, а также ряд книг по философии, психологии, не говоря уже о художественной литературе, которую я читал широко в том смысле, что наряду с первоклассными писателями читал много второстепенных -Потапенко, Тучева, Оренбургского, Эртеля и др”.

Открытое письмо посланное из Санкт-Петербурга в Москву в село Всехсвятское ЕВБ (Её Высокоблагородию) Елизавете Алексеевне Грузовой, Земское Училище. Дата июль 1900 года.

Село Всехсвятское (Всесвятское) в те годы официально располагалось в Московском уезде и было административным центром Всехсвятской волости. В 1917 село официально вошло в черту города. Сегодня это район у метро “Сокол”.

Всехсвятское земское училище

Дата основания: 1874

Обучение: Смешанное

Попечитель: Белишев Иван Ефимович

Законоучитель: Священник Никольский Сергей Афонасьевич

Учитель: Никольская Елизавета Сергеевна

Свидетельство: Санкт-Петербургская Коломенская гимназия

Помощник учителя: Грузова Елизавета Алексеевна

Свидетельство: Московское Николаевское Сиротское училище

ОТЧЕТ по обзору начальных училищь Московского уезда в 1892/1893 г. Г.Инспектора народных училищ Московской губернии 2 участка, К.К.Кноблоха.

 Всѣхсвятское. Общее впечатлѣніе, произведенноен а меня этимъ  училищемъ, было во всѣхъ отношеніяхъ бдагопріятяо. Оно помѣщается  въ наемномъ домѣ, за который платится земствомъ 420 р. въ годъ. Зданіе деревянное, на каменномъ фундаментѣ, съ желѣзною крышею.  Оно удобно и состоить изъ 2 классныхъ комнатъ. При училищѣ имеются квартиры для учительцъ, которыхъ двѣ (учительница Ннкольская  и помощница ея Грузова). Учащихся по списку состояло 40 мал.и 32 дѣв., а всего 72 человѣка, изъ которыхъ въ старшемъ отдѣленiя было 8, въ среднемъ 29 и въ младшемъ 35. Во время моего посеѣщенія на лицо было 47 человѣкъ, остальные же отсутствовали, по болъзни корью. Ученіе началось въ отчетномъ году только 28 сентября, по случаю бывшаго ремонта чилища. Учащіеся часто въ теченіи года манкировала уроками, но причинѣ болѣзни, метелей и морозовъ. Не смотря на всѣ эти неблагопріятныя повидимому обстоятельства, я нашелъ успѣхи по веѣмъ предметамъх хорошими (за исключеяіемъ Закона Божія, котораго я не касался, за отсутствіемъ законоучителя). Соответственно какдому отдѣленію чтеніе по книгамъ гражданской и церковной печати оказалось правильнымъ и осмысленнымъ, орѳографія письма удовлетворительною, каллиграфія хорошей, грамматический разборъ достаточнымъ, рѣшеніе задачъ, какъ устное, такъ и письменное, вѣрнымъ и отчетливьмъ. Однако ученики старшаго и средняго отдѣленій оказалісь неумѣющимн считать на коммерческихъ счетахъ, что учительница объяснила тѣмъ, что она ихъ не упражняла въ этомъ, по неимѣнію счетовъ. О снабжені таковыми училища мною было сообщено Земской Управѣ. Учащіеся ноютъ всѣ на одпнъ голосъ, а въ церковномъ пѣніи участвуютъ только нѣкоторые изъ нихъ. Состояніе бпбліотеки таково: книгъ для внѣкласснаго чтенія состоитъ 173, разнаго содержанія. Спросъ бываетъ болѣе на книги духовнаго содержанія, повѣсти и разсказы, а ихъ то и мало (по 32 экземпляра тѣхъ и другихъ). Учебныхъ книгъ и классныхъ принадлежностейд остаточно. Въ заключие скажу, что обѣ учительницы заслуживаюсь зa свою усердную и полезную дѣятельность поощренія со стороны начальства.

Журналы Уездного Земского Собрания за 1893 г. — издание: 1893

На открытке изображен вид Ораниенбаума – “У Чертежного моста” с фотографии И.Панфилова. Издатель А.Граф. Типография – Фототипия А.И.Вильборг С.П.Б.

Предъявительница сего дочь псаломщика Ольга Рафаиловна Ассуирова, вероисповедания православного родившаяся 17 июня 1891 года подверглась, согласно прошения, в Пензенской второй мужской гимназии испытанию для приобретения права поступления в фельдшерскую школу.

Гордый взгляд. Она готова бороться за свое будущее. Судя по форменной, одежде Ольга прежде  училась в женской гимназии. Вероятно, получила аттестат. Но все равно была должна подтвердить свои знания в мужской гимназии, если хотела учиться дальше.

А дальше непростая учеба в  фельдшерской школе в течение 3-х лет. А еще, в Пензе, фельдшерская школа смешанных полов, что тоже не упрощало обучение в те годы.  Стоит обучение 25 рублей в год, что очень не дешево, для дочери псаломщика, если только Губернская Земская Управа не освободила Ольгу от оплаты “по бедности”.

В первый год она будет изучать: Закон Божий, Латинский язык, Описательную Анатомию, физиологию, Фармацию, фармацевтическую химию, фармакогнозию. Во второй год - Физиологию и сведения из общей патологии, Фармакологию с рецептурой и общей терапией, Учение о переломах и вывихах, Малая хирургия и способы помощи при внезапных болезнях и опасных случаях, Частная патология, терапия и хирургия, Уход за больными, практические знания и дежурства в больнице и аптеках. На третий год остаются - Частная патология, терапия и хирургия, Практические занятия по способам исследования больных и распознавания болезней, Женские, детские болезни, Учение об отравлениях, Гигиена и диетика, Уход за больными, практические занятия и дежурства в больнице. По окончанию годичного курса проводиться испытание для перехода на следующий год обучения. А в конце третьего года будет выпускной экзамен.  Не легкая учеба. Но оно стоит того. Ведь Ольга сможет после окончания школы  сможет работать фельдшером. А это почти врач. Сможет самостоятельно зарабатывать деньги. И стать свободной…

Пензенская фельдшерская школа была создана при губернской земской больнице в 1864 году. Старшим врачом больницы в те годы был Эрнест Карлович Розенталь. Он руководил больницей с 1834 по 1897 год. и приложил много усилий для создания школы.   Она  содержалась  из бюджета губернского земства.  Первоначально школа имела только один класс из 18 человек. Обучение проходило в двух комнатах больницы. В 1882 году к обучению были допущены девушки.

1.       Устав Женской Медицинской Фельдшерской Школы Вологодского Земства 1882

2.       Двадцатипятилетие фельдшерской школы при Юрьевском ветеринарном институте Юрьевский ветеринарный институт. Фельдшерская школа.

3.      А. В. ПОСТЕРНАК. ЖЕНСКОЕ МЕДИЦИНСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ В РОССИИ И ЗА РУБЕЖОМ В XIX — НАЧ. XX ВВ.

Интересный документ. Разрешение, со стороны директора 3-го реального училища в Санкт-Петербурге, ученику шестого класса Николаю Жукову на посещение Читальни Императорской Публичной Библиотеки (ныне РНБ). Документ подписан Александром Федоровичем фон-Гёфтманом.

Сегодня это может показаться странным и даже удивительным но “к 1910 году три четверти учащихся средних и высших школ Петербурга посещали Публичную Библиотеку”. На фотографии читального зала Публичной библиотеки мы отчетливо видим учащихся средней школы. И их не мало.

Вот как библиотеку описывал библиотеку(вероятнее всего это не Читальня Императорской Публичной Библиотеки) конца XIXвека Владимир Людвигович Кигн-Дедлов: “Гимназия была плохая, работать мы не умели, кроме того мы умничали, а потому учились плохо и лениво. Дело не в зубрении, а в развитии, говорили мы себе, поэтому к урокам относились пренебрежительно, а больше читали умные книжки и занимались умными разговорами. Единиц мы, однако, по старой памяти боялись и, когда чувствовали, что уж совсем не знаем урока, то вместо гимназии отправлялись в публичную библиотеку. Это были приятные часы. Огромный зал, стены которого сплошь одни книги. Два ряда столов с газовыми лампами. Зал теплый, просторный. За чтение платить ничего не нужно. Пускают всех. Вот, сидит профессор, вот журналист; священник, а рядом с ним раскольник, углубленный в старопечатную книгу; студент и оборванец, зашедший сюда больше для того, чтобы погреться; мальчуган, рассматривающий картинки в прошлогодней «Ниве», и хорошенькая студентка. Здесь все равны, как в церкви; библиотека принадлежит всем, как церковь. Равенством и братством веяло от доброжелательно-важного зала. Воздух был наполнен не суетностью повседневной жизни, а величавым спокойствием слова, уже сказанного, мысли, уже выработанной. Сильное впечатление произвел на меня этот зал, и первое время я чувствовал себя старым, лет этак около ста, мудрым, бесстрастным ученым. Потом очень скоро я стал заглядываться на хорошеньких студенток. В библиотеке я занялся эстетикой. Мой друг ничем посторонним не развлекался, ссорился с соседями за громкий разговор и штудировал политические и экономические сочинения, делая из них огромные выписки. Одно время политика и экономия сменились литературой о Швейцарии: мой друг решил эмигрировать в это свободное государство и стал изучать французский язык, начав зубрить словарь Рейфа, с буквы А. Меня политика не интересовала, заглушаемая литературными упражнениями, чтением стихов и беллетристики, да еще упомянутой «жаждой жизни».”(1)

Сегодня посетить читальный зал могут посещать люди достигшие 14 летнего возраста. Много ли среди посетителей читального зала школьников мне установить не удалось.

1-В.Л.Дедлов, Школьные воспоминания.(К истории нашего воспитания). Санкт-Петербург 1902г.

Осень – пора грибников. И как в наши дни наши прадедушки и прабабушки  с удовольствием собирали грибы. И как мы видим это были не только “белые” а и всякая, привычная нам, “разносортица”.  Хотя отличия конечно есть. Мало кто сегодня пойдет в лес в белом пиджаке и светлых брюках.

Я всегда знал, что девочкам достается все самое лучшее. С первого класса школы у них были лучшие отметки и похвалы учеников. Но все это, конечно было моим субъективным мнением.  А теперь я нашел доказательство этому.  В конце XIX и начале XX веков в женских образовательных  учреждениях применялась 12-и бальная система оценки успеваемости. И девушки могли гордо посматривать сверху вниз на своих однолеток мужского пола. Их оценки всегда были “выше”.

В основе отечественной 12-и бальной системы оценки достижений  лежала методика, предложенная немецким педагогом XVIII века Иоганном Бернхардом Базедовым. Он разработал педагогическую методику – филантропизм на основе идей Ж.Ж.Руссо. Она основывалась на методах обучения соответствующих психологии детей ( использование игровых и творческих подходов, использование материальных наглядных пособий и пр.).  В качестве оценок использовались точки. Чем больше точек– тем лучше. Подход Базедова очень нравился Екатерине II (!).  Правда, только в области метода оценки успеваемости. Благодаря Екатерине II  эта методика получила распространение в России. Точки заменили цифрами, а максимальный бал ограничили цифрой 12.  Так и появилась 12-и бальная система, конкурирующая со стандартной 5-и бальной. В конце XIX века эта система осталась в некоторых военных и женских учебных заведениях.

Вот одна из расшифровок 12-и бальной системы:

• 12-Отлично
• 11-Весьма хорошо
• 10-Очень хорошо
• 9 и 8- Хорошо
• 7- Удовлетворительно
• 6-Посредственно
• 5-Неудовлетворительно
• 4-1-Слабо

После 1918 года в системе оценок было много экспериментов. Но затем все учебные заведения России перешли на 5-и бальную систему.  С 2000 года в школах Украины действует 12-балльная шкала (система) оценивания учебных достижений учеников. Обсуждается возможность перехода к 10—12 бальной системе и у нас в России.

Ведомость об Успехах и Поведении Феоктистовой Анны. Ученицы I Класса А. Василеостровской женской гимназии за 1908/9 учебный год.

С годами мы теряем многое из того, что считалось обязательным атрибутом повседневной жизни. И 100 лет тому назад никто не мог представить себе, что их потомки потеряют навыки чтения рукописных текстов и забудут какому имени соответствует уменьшительно-ласкательное имя “Феночка”.

Любимой традицией выпускниц женских учебных заведений в начале XXвека (да и в конце XIXвека) заключалась в обмене своими фотографиями с трогательными и нравоучительными подписями на обратной стороне. Так я встретился с “Феночкой”, “Фенулей” и пр.

Скажу честно, мне не просто было определить соответствие этого имени. Помогла книга “Словарь народных форм Русских имен” Суперанской Александры Васильевны.

В ней я и нашел эти имена:

Феночка, Фенечка, Фенька, Фенуля, Фенюша и пр.  И узнал, что это производные от имени “Агриппина”, которое на Руси приобрело форму “Аграфена”.

А производных у этого имени было бесконечно много - Гапа, Грапа, Грипа, Ина, Рипа, Аграфенка, Гаша, Граня, Граша, Груня, Груняка, Грунятка, Груша, Гуня, Фена ,Феня и пр.

Красивое и гордое имя “Аграфена” практически ушло из нашей жизни. И сохранилось только на страницах книг. А бытовые, уменьшительно-ласкательные имена полностью стерлись из нашей жизни. Для книг они были “мещанскими” а в быту они исчезли. И остались только на страницах справочников.

А надписи они неподражаемы:

-          “Храни оригинал, Люби изображенье…”

-          “А порой сюда взгляни и наш десяток вспомяни…”

-          “Ты просила, чтобы на карточке Я написала что нибудь. Я подумала и написала: “не забудь”!”.

А некоторые термины остаются непереводимы:

-          “Вспоминайте почаще учительку по езолову…”  Что преподавала эта “учителька” – загадка?

А ведь было такое слово. А, что оно значит не понять...

Где учились эти девушки определить довольно трудно. А фотографии сделаны в Санкт-Петербурге в фотоателье Н.Хитрово  расположенном в доме №41 по  Литейному пр. (“против Бассейной ул.”).

Все фотографии датированы 1905 годом.

И хотя сегодня уже поздновато праздновать Новый Год, я решил опубликовать эту фотографию так как студентам  важен сам процесс а повод всегда найдется. Первомайские праздники ни чем не хуже.  На открытке мы видим картину художника Лаврова Александра Алексеевича – “Встреча Нового года студентами в "меблирашках"”. По всей видимости, самой картины никогда не было, писалась заготовка для открытки. Ведь Лавров А.А. знаменит не своими картинами, а открытками, в том числе написанными в стиле Елизаветы Бём. Судя по его живописным открыткам художником он был посредственным, а вот видя его рождественские, пасхальные и прочие открытки , убеждаемся, что он был великолепным иллюстратором.

О самом художнике информации очень мало.  Художник родился в 1857 году. В 1866 году поступил вольнослушателем в Академию Художеств. Через некоторое время был зачислен в студенты. По окончанию Академии получил право преподавания в уездных училищах. Был штатным художником российского отделения Общества Красного креста. Вот практически и все.

Но вернемся к картинке. Веселая компания. Сразу видно не богатая. В “меблибрашках” “белоподкладочники” не жили. Студенты разных институтов (судя по наплечным знакам).  Видны учащиеся университета. Панцирная кровать – кто сейчас о них помнит, хотя их век закончился всего лет двадцать тому назад. Одна бутылка шампанского на всех, ящик пива (ну какие студенты без пива). Еды на столе практически не видно. Самовар, и конечно стаканы с чаем. Гитара в углу. Шкаф с книгами.Буржуйка. Обстановка “спартанская”. Но они молоды и им весело…

Для нас жителей конца XXвека обстановка и сама сценка абсолютно тривиальная. Но стоит задуматься о том, что все это происходит более ста лет тому назад. И по правилам этикета того времени такой сценки не могло быть в принципе. Не могли холостые приличные молодые люди распивать вместе шампанское в спальне. Не стоит забывать, что многие студенты и студентки были дворянского происхождения, а им эти правила прививались с детства. Поэтому эта открытка была привлекательна для многих  своим шокирующим содержанием.

Когда на свет студент родился,

То разошлися небеса,

Оттуда выпала бутылка

И раздалися голоса:

    По рюмочке, по маленькой налей, налей, налей,

    По рюмочке, по маленькой, чем поят лошадей!

Сегодня визитная карточка это средство представления информации о человеке. Очень редко они служат атрибутом этикета. Совсем по-другому визитная карточка представлялась в позапрошлом веке. Это было средство(можно сказать техническое) исполнения сложных правил этикета. А в те годы соблюдение довольно жестких правил этикета было необходимо практически для любого человека, который хотел быть  составной частью “общества”. Конечно, допускалось некоторое отступление от правил, но чаще всего это отступление и оценивалось на основании правил. Как минимум знать эти правила должны были знать все члены “общества” практически с младенчества. Ведь эти правила давали возможность понять как тот или иной человек относится к Вам или давали возможность показать кому-либо, как к нему относитесь Вы к нему. Визитные карточки были незаменимым инструментом для этого. К визитным карточкам в те годы относились очень серьезно

На фотографии вы видите специальный конверт курьерской службы посылки визитных карточек. Получивший карточку должен быть указать дату и время получения карточки и расписаться на конверте. Конверт возвращался к пославшему визитную карточку. Очень интересен способ указания на скорость доставки – “Аллюр”. Вариантов было два – “переменным аллюром” и “как можно скорее”. Мы понимаем, какой это был отличный маркетинговый ход. Ведь человек, получающий этот конверт видел, какую скорость выбирал посылавший. Предположу, что 80% корреспондентов выбирали – “как можно скорее”, заплатив большую сумму за это.

Справа внизу визитная карточка -студент Петроградского Института Инженеров Путей Сообщения – Романычева Николая Степановича.

Описание некоторых правил использования визитных карточек из книги “Жизнь в Свете, Дома и при Дворе”, Издание редакции журнала “Вестник Моды”. Санкт-Петербург. 1890г.

“Девушки, не превратившяся еще въ старыхъ девъ, не имеютъ отдельныхъ визитныхъ карточекъ, они приписываютъ свое имя карандашомъ на карточке матери. Молодые люди, наоборотъ, имеютъ карточки съ ранняго возраста, такъ какъ имъ приходится бывать во многихъ местахъ безъ своихъ родителей.

Мужчина оставляем въ знакомомъ доме столько карточекъ, сколько тамъ мужчинъ, женщинъ и девушекъ. Женщина оставляет карточки только для женщинъ. Карточку, оставленную не въ смысле визита, не загибаютъ вовсе. Если ее посылаютъ, то непременно въ конверте.

Въ ответъ на всякую любезность, какъ, напримеръ, подарокъ, приглашеніе и т. п., получившій ихъ обязанъ послать свою карточку.

На карточке, оставленной по случаю отъезда, пишутъ р. р. с.—т. е. pour prendre congé; по возвращеніи, на карточке вновь пишется адресъ и обозначаются пріемные дни. Женщине не позволительно завозить свою карточку мужчине, если только дело идетъ не о какомъ-нибудь особенномъ приглашении; да и въ этомъ случае замужняя женщина делаем это отъ имени мужа.

Пріехавъ съ визитомъ и не заставь хозяевъ дома, оставляютъ карточку, загнутую широко съ леваго бока къ верху; при визите по случаю смерти или инаго печальнаго случая, карточку загибаютъ съ праваго бока внизъ, иногда этотъ сгибъ разрываютъ.

Никогда не посылаютъ карточекъ по почте начальству или знатному лицу, но относятъ лично. У болышихъ вельможъ мужчины росписываются на листе въ пріемной; женщины оставляютъ свои карточки.”

Посылать визытныя карточки по почте допускается только въ новый годъ и на Пасху".

В конце XIX- начале XXвека Дача и Дачная жизнь сильно отличались от того что мы понимаем под феноменом Дача, вошедшим в наш обиход начиная с 70-х годов прошлого века, когда жителям крупных городов начали раздавать участки земли, сначала 12 “соток”, затем восемь, а в завершении процесса шесть.

В те годы Дача была местом праздного отдыха тех(или их семей), кого мы сейчас называем “средним классом”. Они не сажали огурцов,  не пололи грядок да и разведением цветов чаще всего они не занимались. В основной массе дачное жилье снималось на сезон, собственных дач в процентном соотношении было не много. И конечно, необходимо оговориться Дача это не Загородные Усадьбы, которых в те годы было не мало. Дача это место, где люди проводили лето, покидая пыльный и душный город.

Дача была местом полностью мещанским, за что над ней постоянно подсмеивались русские поэты и писатели тех дней. Дачные жители наряжались, гуляли, знакомились, устраивали пикники, флиртовали, читали книги, ходили в театр (практически в каждой крупной дачной местности был собственный дачный театр), участвовали в театральных постановках, занимались охотой, рыбалкой и пр. И конечно пили чай, чаще всего в обществе своих родственников, друзей и знакомых.

Отличная “зарисовка” из дачной жизни – рассказ А.П.Чехова “На даче”.

На фотографии мы видим студента (вероятнее всего Санкт-Петербургского Политехнического Института находящегося в тот момент в ведении Министерства Финансов). Светлые брюки, тужурка белого цвета, запонки, перстень на пальце, тросточка – типичный вид состоятельного студента на даче ведущего праздный образ жизни.

Приложение:

Из утверждённого, 17 Июля 1898 года, Министром Финансов описания форменной одежды студентов Киевского Политехнического Института Императора Александра II и Варшавского Политехнического Института Императора Никола II.

6.            В летнее время дозволяется носить чехол на фуражке и тужурку из белого полотна.

На фотографии мы видим учеников 3-й Санкт-Петербургской гимназии начала 20-го века. Гимназия была престижной. В ней учились потомки знаменитых родов России – Шереметьевы, Вяземские  вместе с сыновьями профессоров, инженеров, врачей и коммерсантов.  

Гимназия была создана в 1823 году путем преобразования  Учительского института. В 1830 она получила  свое название – Третья гимназия.  Гимназия получила статус учебного заведения при университете, поэтому в ней преподавались дополнительные языки – латынь и греческий.

Но, не смотря на свою привилегированность и насаждаемую воспитателями жесткую дисциплину, гимназия была очень “буйная”. Ученики “травили” учителей и воспитателей  а  те пытались обуздать их педагогическими и не совсем методами. Сегодня нам даже трудно представить до чего доходили проказы учеников в отношении учителей.

Вот как описывает одну из таких проказ, ученик этой гимназии Самуил Яковлевич Маршак в своих воспоминаниях: “ В гимназии ходили легенды о тех бесконечных «розыгрышах», которые устраивали Цинзерлингу(учитель греческого языка) его щедрые на выдумки ученики. Рассказывали, будто однажды     старшеклассники, сыновья состоятельных родителей в складчину заказали для Роберта Августовича в самом богатом бюро похоронных процессий пышный катафалк с вереницей траурных карет и целой армией факельщиков в черных ливреях и цилиндрах. У наших,  острогожцев не хватило бы на такую затею ни денег, ни дерзости.

Говорят, что Цинзерлинг и в самом деле чуть не умер от ужаса и злости, когда увидел у себя под окнами черных лошадей, мерно покачивающих траурными султанами, а потом услышал из передней незнакомый торжественно-печальный голос, возвещающий о прибытии погребальной колесницы”.  (В начале жизни (страницы воспоминаний))

Милые дети …

1.       С.Я.Маршак В начале жизни (страницы воспоминаний)

2.       За сто лет (Петербургская третья гимназия), Соколов Николай Алексеевич,Воспоминания, статьи и материалы Петроград, 1923 г.

3.       А.Ярош, До Университета. (Из жизни средней школы) Санкт-Петербург : типо-литогр. "Энергия", 1906. - 306 с.

Фотографии это  свидетельства уходящего времени. Эта фраза очень избита, но придумать ее аналогию очень трудно. А как жаль, что большинство старых фотографий не подписаны и те люди, которые изображены на них, остаются анонимными.  Но как увлекательна ситуация, когда фотография несет какую-либо информацию о тех, кто изображен на ней.

Вот и в этом случае надпись на обороте этой фотографии звучит очень интригующе. “Моканшань. 25 августа 1920 года, дачное место, в горах, двести  верст от Шанхая. Урок английского языка”.

Кто эти люди? Как эта фотография вернулась в Россию?

Определить место не сложно. Это по всей видимости населенный пункт в окрестностях горы – Моканншань - Moganshanzhen, Deqing, Хучжоу, Чжэцзян (Moganshan). Гора получила свое название на основании легенды о знаменитых мечах именуемых  Гань Цзяна и Мо Се. Гору назвали в честь мастеров создавших эти мечи. Это были супруги имевшие фамилии  «Мо» и «Кан».

А вот с “русским” следом все гораздо сложнее. Свое имение в этом местечке имел Гроссе Лев Викторович, известный поэт, масон, мистик,  сотрудник парижской монархической газеты “Возрождения”, сотрудник Шанхайского отделения ТАСС.  После войны(1948) вернулся в СССР, год жил в Казани, работал переводчиком. Был арестован. Умер в лагере.

Это имение принадлежало еще его отцу – Виктору Федоровичу Гроссе — дипломату, генеральному консулу России в Шанхае (1911-1924).

После войны Лев Викторович продал виллу и “отдал львиную долю своей экс-жене,  уехавшей в Россию с одной из первых партий репатриантов”.  Это была Ильина Наталия Иосифовна – писательница и общественный деятель СССР.

Путь, по которому фотография могла вернутся в СССР понятен. Вероятность того, что на фотографии мы видим одну из дочерей Виктора Федоровича Гроссе – Анну или Елизавету, довольно велика. Но подтвердить или проверить это очень трудно.

СТАРЫЙ ДОМ

Четверть века прошло вне родного крыльца,
И вот возвращаюсь я в домик отца;

Но отца уже нет, мать давно умерла,
И сестра, что постарше, — та тоже ушла.

Вот некогда малая наша сосна;
Как мачта, теперь величава она.

Не знала она ни потерь, ни тревог,
Ее не ломали ни мысли, ни рок —

Лишь ветер ее мимоходом ласкал
И стройные ветви безмолвно качал;

Вот старый ручей, что журчал под окном,
Все так же журчит он — кто знает, о чем?

И месяц восходит, над крышей родной
Все так же, все так же, как юной порой.

Все так же земля вековая живет,
Все тот же над домом ночной небосвод,

И ты лишь, бездомное сердце мое,
Не то, чем ты было, — не то, друг, не то!

Того, кто здесь жил, кто с тобою делил
Надежды и сны чуть проснувшихся сил,

Здесь нет уж давно! И не встретишь ты их
Никогда, никогда в этом мире живых!

Только вот — на стене — вижу строчки, черты.
Это ты ли, сестра, записала мечты?

Вот и все, что осталось под крышей родной
От тех, кто ушел невозвратной тропой, —

И боль разрывает тебя на куски,
И руки покрепче сжимают виски,

И мысли, как дождик осенней порой,
Стучатся, щемят безысходной тоской.

Не надо, не надо! Не думай, молчи —
Зажжешь ли ты думой огарок свечи?

Нет, сердцу лишь сердце расскажет опять —
О том, что наш разум не может понять,

Лишь сердце тишайшей волною любви
Настигнет ушедшие звуки земли;

И люди, и мысли, и дни, и века
Уйдут в быстротечность, как сон, как река,

И ты лишь, святая земная любовь,
Лишь ты, в некой тайне рождаясь все вновь,

Утешишь, поймешь, окрылишь тишиной,
Прозрачной, как небо, нежнейшей слезой,

И жизнь, славословя твой тихий полет,
Над смертью, над смертью тебя вознесет!

1947 Моканшан, Китай, Гроссе Л.В.

1.       В. Шаронова . “Виктор Гроссе – хозяин Русского замка в Шанхае”

2.       Ларисса Андерсен. Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма.

На фотографии мы видим учащихся Императорского Санкт-Петербургского Коммерческого Училища Ведомства учреждений императрицы Марии. В 1869-1871 годах для училища было построено новое здание по проекту архитектора Макарова Михаила Алексеевича в стиле неоренессанс .  Здание располагается по адресу Ломоносовская ул. 9 (Чернышев переулок). Сегодня  здание принадлежит университету ИТМО.

Смею предположить, что во главе учащихся запечатлен Иван Семенович Крючков  - почетный члена Совета училища. И.С.Крючков будучи успешным коммерсантом, принимал очень активное участие в общественной и политической жизни  Санкт-Петербурга. Он был с 1903 года старшиной Санкт-Петербургского купеческого сословия, председателем Санкт-Петербургской купеческой управы, председателем Попечительского совета Петровского коммерческого училища и занимал еще многие общественные должности. Активно сотрудничал с партией “Союза 17 октября”.

Он прилагал очень большие усилия для становления коммерческого образования в Санкт-Петербурге.

Существует  портрет И.С. Крючкова  написанный Ильей Репиным.

Фотография датирована – 14 марта 1916 года. Выходных данных нет. Использовалась фотобумага на  обратной стороне, которой  была разлиновка в виде почтовой открытки.

По всей видимости фотографию делали и печатали не в фотоателье. Делал ее начинающий фотолюбитель. Начало 20-го венка и он использовал размытие и ручную доработку фона. В те годы фотодело было очень популярным увлечением.

В начале XXвека,  молодые люди, редко фотографировались без формы.  Форма определяла статус и положение в обществе.   Сфотографироваться  в партикулярном костюме (пускай модном и дорогом) для молодого человека было обозначением определенной позиции.  Обычно это были представители купеческого сословия и высшей знати (для них это было поветрием европейской моды).

Фотография сделана в ателье Соболева Родиона Ксенофонтовича, Крестьянина Волоколамского уезда Ошейкинской волости. Ему принадлежали два ателье по адресам в Санкт-Петербурге:

Невский Д. № 56-8, Угол Екатеринской против памятника Екатерины

2-й Уг. Литейного и Пантелеймоновой  улицы д. №23-25

На паспарту информация, что он “Признан членом парижской национальной академии”.